О философии языка и стиле речи академика В.Г. Костомарова

В.И. Аннушкин,

Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина

Е-mail: vladannushkin@mail.ru

Статья посвящена научному творчеству академика РАО В.Г. Костомарова, отметившего в январе 2020 года 90-летний юбилей и через два месяца после юбилейных торжеств ушедшего из жизни. Научные труды ученого представляют, по мнению автора, постоянное восхождение от одной новой идеи и концепции к очередным идеям и концепциям, олицетворяя вечный поиск и постоянное научное трудолюбие. В статье дается оценка трудам ученого в последние два десятилетия, когда особым образом расцвел талант В.Г. Костомарова как писателя-стилиста, наблюдающего «жизнь» и «употребления языка» и высказывающего о нем оригинальные и перспективные суждения.

Ключевые слова: Виталий Григорьевич Костомаров, русский язык, стиль, философия языка, норма, правильность.

Словами «И, конечно, хочется еще поработать…» академик Виталий Григорьевич Костомаров закончил свою речь на юбилейном собрании в Доме ученых Российской академии наук 30 января сего года, отвечая на бесчисленные поздравления – начиная от администрации Президента и правительства и продолжая нескончаемым списком влиятельных организаций, имеющих отношение к русскому языку, его изучению, распространению и «продвижению». Искренние поздравительные речи необходимо бы собрать и изучить в разделе русистики, касающемся «стилистики и риторики эпидейктических речей», ибо самое ценное в подобном материале – его неформальность и живость, соединяющие публицистическую оценочность (кому-то она представляется скучной) с индивидуально-авторским отношением, которое выражалось в нетривиальном перечислении заслуг, воспоминаниях, примерах и том «личном», что связывало каждого выступающего с юбиляром.

Но не о том речь. Речь – о нашей общей работе и ее результатах, среди которых «личный» вклад таких ученых, как В.Г. Костомаров, бесценен прежде всего тем, что заставляет размышлять о стиле его жизни и деятельности. Стиль, конечно, перенимается от учителей, хотя, как вспоминает юбиляр в новой книге «Стилистика, любовь моей жизни…», «я всегда старался жить своим умом, а не чужим» [Костомаров 2019: 9]. В 1971 году Виталий Григорьевич вспоминал о своем учителе академике Викторе Владимировиче Виноградове: «Величайшим таинством мыслей и поступков этого замечательного человека и ученого было, как сам он любил говорить, «святое беспокойство» – вечное движение, неустанный поиск, всё новые планы, всё новые повороты даже старых тем» [Костомаров 1971: 3]. И самое важное: «Конечно, Виноградов был великий труженик… Он шел по жизни с высоко поднятой головой…» [Там же: 12].

Если обычно пожилой возраст расценивается как увядание человека (по крайней мере, физически это несомненно для всех), то для филолога-русиста, преданно и вдохновенно служащему идее языка – речи – слова, возраст связывается с «возрастанием» и кульминационным достижением интеллектуальной активности в творчестве и тогда наблюдается … «омоложение» человека. То есть физических сил может быть меньше, но их недостаток с лихвой компенсируется внутренним горением и желанием написать очередной труд, взяв очередную высоту… Как написано в «Книге избранной вкратце о девятих мусах и о седми свободных художествах», первом рукописном руководстве XVII века, обобщающем филологические науки, «учение высоко есть, яко же гора, и иже хощет на гору восходити, сей со трудом возходит. Сице иже хощет учитися, сей трудом учение получит» [Николай Спафарий 1978: 27].

В.Г. Костомаров «получил учение» в двух вузах: МГУ имени М.В. Ломоносова и Московском Государственном институте иностранных языков, но может быть, еще важнее то, что его всегда окружали выдающиеся ученые: в школе ему преподавал М.Н. Петерсон, затем он с восторгом слушал В.В. Виноградова, наконец, восхищался уроками и наставлениями С.И. Ожегова и К.И. Чуковского. Очевидно, что нечто притягивало к молодому студенту, пример с которого предлагал брать С.И. Ожегов участникам своего лексикографического семинара («ожеговским мальчикам»): «Берите пример с Виталия Костомарова! Он очень самостоятельный человек…» (недавний устный рассказ профессора МГУ Анатолия Николаевича Качалкина).

Это значит, что в филологии и русистике исключительно важна преемственность, которую методологически академик Виноградов называл «историзмом» и он же говорил о «свете ушедших умов», которым согревается и освещается деятельность каждого ученого. Ведущие юбилейного вечера в Доме ученых позволили себе выстроить такую восходящую стилистическую фигуру-лестницу, говоря об ученичестве и преемственности от учителей, тем более что Виталий Григорьевич часто приводит ломоносовскую метафору о языке, подобном «океану или едва вмещающему морю»:

«Мы (или наше подавляющее большинство) – ученики Костомарова,

Костомаров – ученик Виноградова,
Виноградов — ученик Шахматова,
Шахматов – ученик Фортунатова,
Фортунатов – ученик Буслаева,
Буслаев – ученик – Давыдова,
Давыдов – ученик Чеботарева,
Чеботарев – ученик Барсова,
Барсов – ученик Ломоносова…».

Всего-то даже не четырнадцать, а только лишь девять или десять «колен»-поколений… Как молода наша наука! И какое величие! На последнем новогоднем корпоративе президент Института Пушкина В.Г. Костомаров со свойственной ему скромностью и краткостью сказал всего лишь «одну вещь»: «Мы счастливы оттого, что занимаемся великим русским языком…» Ассоциация родилась мгновенно и не могла не «утеплить» сердце: «Великий русский язык» – так называлась книга В.В. Виноградова 1945 года [Виноградов 1945].

Эту книгу В.В. Виноградов начинал словами: «Национальный язык представляет собой своеобразный стиль национального выражения» [Виноградов 1945: 3], а В.Г. Костомаров всей своей деятельностью утверждает стилевую идею самостоятельного творческого развития русского языка. Неостановимое никакими циркулярами стандартной «правильности» это движение требует постоянной внимательности при опоре на культуру как знание своих предшественников, образцовых текстов, потому что только широта историко-культурной эрудиции позволяет творить соответствующие «языковому вкусу эпохи» тексты. И такие тексты создает В.Г. Костомаров как в письменно-книжной форме (чего стоит последняя книга «Стилистика, любовь моей жизни…» [Костомаров 2019]), так и в устной – к предыдущему юбилею сотрудниками кафедры русской словесности и межкультурной коммуникации была приготовлена книга «Встречи с Костомаровым», ясные мысли и разнообразный язык которой показывают, с каким рациональным воодушевлением говорит Костомаров-ученый о «жизни языка» [Встречи с Костомаровым 2015].

Очевидно, что трудами двух последних десятилетий, когда был ослаблен груз высоких должностных обязанностей, В.Г. Костомаров сформировал своеобразную философию языка, которая органично продолжает и труды предшественников, и становится одной из наиболее влиятельных концепций состояния и развития современного русского языка. «Я, как лингвист, вообще всю жизнь воспринимаю в категориях и формах языка – моего родного, русского» [Встречи с Костомаровым 2015: 41]. Очевидно, что всеобъемлющий взгляд на «жизнь языка» и будет представлять собой некую философию как концепцию идей, которые неизменно присутствуют в трудах ученого. Эти идеи необычны и «самостоятельны», как самостоятельна и въедлива может быть мысль ученого, глубоко и постоянно размышляющего над своим предметом. А предмет этот – язык… В трудах последних десятилетий В.Г. Костомаров постоянно ставит под сомнение соссюровское противопоставление язык – речь – речевая деятельность (langue, parole, langage), приобретшую «удивительную популярность в отечественной лингвистике ХХ в.» [Костомаров 2005: 53]. По мнению ученого, «для нужд стилистики противопоставление это не имеет объяснительной силы и только запутывает и без того достаточно запутанные проблемы» – в подкрепление приводятся мнения Б.В. Горнунга, Б.А. Серебренникова, М.Н. Кожиной, В.Д. Бондалетова [там же: 53]. Гораздо более продуктивным представляется В.Г. Костомарову классическое гумбольдтовское «противопоставление языка как «эргона», пассивного устройства, и языка как «энергии», проявляющейся в творчестве людей» [там же].

Из этого утверждения рождается интерес к главному в языковом творчестве – «употреблению языка». Именно употребление языка и является, по В.Г. Костомарову, «предметом стилистики». Сам же термин язык очень интересно трактуется в сочинениях В.Г. Костомарова: «Надеюсь, что язык не сумеет да и не захочет устраниться и передать речи, речевой деятельности, нормированию, обычаю … различение видов собственного функционирования» [Костомаров 2019: 132].

Это утверждение термина язык и его главного интереса – «собственного функционирования» – необходимо утвердить в точном определении предмета языкознания – науки о языке. Одно из противоречий наших классических учебников языкознания состоит в том, что утверждая, будто язык, кроме системы знаков и иерархии уровней языка (фонетики, морфологии, словообразования, синтаксиса) является еще и «средством общения», состоит в том, что как раз об «общении» и «употреблении» языка (если не считать ими примеры в учебниках) ничего не говорится… Так что обычно изучается «устройство языка» – «эргон», а главное – «энергия», творчество, «употребление языка» остается как бы за скобками.

Здесь В.Г. Костомаров самостоятельно развивает свои идеи вполне в русле традиции, предсказанной его Учителем В.В. Виноградовым: «ВВВ всегда продолжал разрабатывать ядро своего опыта и интереса – отношения языка и стиля в их истории» [Рождественский 1995: 53]. В.В. Виноградова всегда интересовали факты языка, «открытый список» этих фактов, стремление к их «исчерпываемости и осознание ее невозможности» [Чудаков 1995: 11]. Конечно, костомаровское «употребление / употребления» – это, в сущности, по-другому названные «факты языка», выраженные в конкретике примеров и их заинтересованно критической оценке.

Возможно, самое любопытное в этом сюжете с основным предметом стилистики – «употреблением языка» – то, что данное слово восходит к использованию в сочинениях М.В. Ломоносова, который писал, что грамматика, «хотя от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению» [Ломоносов 1952б: 392]. Конечно, эти «употребления языка» и его правила в «Грамматике» М.В. Ломоносова весьма сходны с «употреблениями языка» в  стилистике В.Г. Костомарова, только необходимо понимать, что в ломоносовское время никакой стилистики не было, а «правила» изучались и в грамматике, и в риторике, и в поэтике – и это особый предмет исследования в такой недоисследованной области, как история русских филологических дисциплин.

Исследуя термин «употребление», невозможно не привести интертекстуальной исторической ассоциации с, видимо, первым употреблением (как тут избежишь тавтологии?!) этого слова в «Риторике» Михаила Усачёва 1698 года, которую знал М.В. Ломоносов и текст которой он не только переработал, давая определение риторике и красноречию, но в «средствиях приобретения красноречия» заимствовал понятие «подражание авторов, в красноречии славных» из главы Михаила Усачёва, которая называется «О частом употреблении». «Подражание» у М.В. Ломоносова «требует, чтобы часто упражняться в сочинении разных слов», но ломоносовское, часто используемое «упражнение» – это как раз усачёвское «употребление».

Ср. у обоих авторов:

Михаил Усачёв, 1699 г.: «Придается науке и частое употребление риторики, еже толико нужно есть всем наукам, елико нужное есть управление нив земледельцам…» (цит. по: [Аннушкин 2002: 84]);

Михаил Ломоносов, 1747 г.: «Изучению правил следует подражание авторов, в красноречии славных, которое учащимся едва ли не больше нужно, нежели самые лучшие правила» [Ломоносов 1952а: 94].

Затем М.В. Ломоносов заменит везде «употребление» термином «упражнение», ибо «подражание требует, чтобы часто упражняться в сочинении разных слов». Именно с М.В. Ломоносова «упражнение» как «практика, отработка, тренировка» утверждается в отечественной учебной литературе: «от беспрестанного упражнения возросло красноречие древних великих авторов…» [Ломоносов 1952а: 94]. Но его предшественник Михаил Усачёв использует именно «употребление»: ритор «без частаго употребления в речеточстве лишится речеточства … и во всяком слагании глаголания без частаго употребления управитися не возможет» [цит. по: Аннушкин 2002: 84-85]. Рамки статьи позволяют лишь кратко упомянуть о последующем использовании слова «употребление» в трудах классиков русской филологии: Амвросий Серебрянников называет «наилучшим учителем красноречия употребление» (это сочинение 1778 года), А.Ф. Рижский к числу «совершенств слова» относит «благоразумное употребление украшений» (1796 год) и т.д. [там же:181, 244].

Таким образом, определяя предмет стилистики как «науки об употреблениях языка», В.Г. Костомаров таинственным языковым чутьем стилиста связывает классическую отечественную терминологию даже не ломоносовской, а до-ломоносовской традиции с терминологией современной русистики. Подобная связь поколений усматривается и в определении стилистики как «науки о языке в действии», когда под действием понимается, конечно же, живое словесное воздействие, стилистически выразительная речь, оказывающая влияние на собеседника или аудиторию. Как же должна была усовершенствоваться и развиться отечественная терминология, если профессор Царскосельского лицея Н.Ф. Кошанский в лекции, готовившейся к 19 октября 1811 года, писал также о «языке в действии, соединенным со словесным языком» [Аннушкин 2016: 62–63]; только там это был всего лишь язык мимики и жестов, теперь же это – комплексное воздействие всех речевых и невербальных средств коммуникации.

Возвращаясь к взглядам В.Г. Костомарова на язык и науку о нем, считаем целесообразным определить костомаровское языкознание как «науку о языковой деятельности, рассматриваемой как историко-культурный объект» [Рождественский 2005: 36]. Здесь два ученика В.В. Виноградова, неоднократно на глазах автора статьи дискутировавших друг с другом, становятся на редкость едины, ибо языковая деятельность – как раз та самая гумбольдтовская «энергия», которая соединяется с «эргоном» – языковой абстракцией, и это «абстрактное знание переходит в конкретное использование» по Ю.В. Рождественскому, или «употребление» по В.Г. Костомарову. Самое же главное в этом наблюдении – сохранение традиционного взгляда на язык как объект «истории» (находясь в нынешней синхронии, мы все когда-нибудь станем «историей», а В.В. Виноградов называл «историзмом» свой метод, «отличавший его от других»); культура же предполагает  дерзновенное творчество на основе ценностных традиций.

Образцом такого творчества являются (сформулируем в авторском стиле) устные, письменные, а теперь и дисплейные тексты В.Г. Костомарова. Анализ индивидуально-авторского стиля академика В.Г. Костомарова должен доставить будущим исследователям особое рациональное наслаждение, ибо, всякий выдающийся ученый – талантливый стилист, «употребитель» своеобразного языка. Автор этой статьи присутствовал при диалоге Виталия Григорьевича с профессором Светланой Григорьевной Тер-Минасовой, когда Виталий Григорьевич признался собеседнице, что начал писать в таком научно-раскрепощенном стиле по примеру и после чтения ее трудов («Язык и межкультурная коммуникация», «Война и мир языков» и других – [Тер-Минасова 2008]), где ясность научных взглядов соединяется с разнообразием стиля и богатством примеров. А может быть, это всё непреходящие «требования», сформулированные тем же Ломоносовым – видимо, в пику нынешним «стандартам» научных требований: чтобы сочинения были «кратки, порядочны, вразумительны и удовольствованы примерами … для яснейшего их понятия» [Ломоносов1952а: 93–94].

Философская позиция В.Г. Костомарова-языковеда – в осознании диалектического взаимодействия речевых явлений, поэтому обсуждая и утверждая идею правильности языка, он никогда не доводит эту идею до абсолюта, как этого требует иной обыватель во фразе «Скажите же мне, наконец, как будет правильно?» Да, – говорит Костомаров, – «сплочение нации, общее взаимопонимание требуют порядка, дисциплины, согласия о правильности языка»; да, правильный язык «охраняет общество, государство печется о нем законодательно, усердно насаждают школа и вся система образования; отход от правильного языка не одобряется, высмеивается, иной раз наказывается – провалом на экзамене, отрешением от должности»; языковая правильность – это «то, чему обучают в школе и чему всё время учит жизнь, что всех объединяет в повседневности семьи и труда»; однако кто утвердил, что «правильным должен быть язык именно Москвы, а не, например, Орла, Саратова, Иркутска и тем более язык явно претендующего на это Санкт-Петербурга?» Или почему «образцом для всех ревнителей языка» стали тексты художественных произведений? И почему «чутьём правильности», по верному, с точки зрения В.Г. Костомарова, заключению В. Ходасевича, обладал Г.Р. Державин, который «преодолел подчинение … правилам языка, в которых не увидел установленного закона, почувствовал себя вправе поступать вольно, подчиняясь лишь внутреннему чутью и обычаю, но более свободной филологической морали»? [Костомаров 2005: 6–10]. А может, и В.Г. Костомаров при всей его внутренней дисциплинированности подчиняется некоей «свободной филологической морали»? Но эта свобода – не речевая вседозволенность, а свобода от мысле-словесных ошибок, неверных взглядов и неточных, «без-вкусных» выражений – в смелости мысли и искренности высказываний.

Еще более очевидно этот «диалектический» тезис борьбы противоположностей применителен к лингвистической философии В.Г. Костомарова, когда заинтересованный читатель разбирается в его взглядах на норму, антинорму, ненорму и вариативность. «Нормы, Норму в языке (у автора написано с прописной – В.А.) следует признать центральным явлением. Это узаконенные материально-конкретные единицы языка, традиционные, общепринятые, – формы, слова и их сочетания, произношение, ударение, написание. Они – не прихоть авторитаризма, а результат взвешенного решения авторитетных умов, прежде всего, писателей, лингвистов, педагогов. Они признаются правильными, желательными, они закреплены образцовыми текстами, а затем словарями, справочниками, учебниками» [Костомаров 2005: 99]. Но в самом каноне образованного языка наряду с таксоном норм существуют таксоны ненорм и антинорм. А далее – подвижная «жизнь языка»: «Ненормы активно взаимодействуют с нормами. То и дело какие-то из них проникают в нормы, невзирая ни на авторитеты, ни на терпимость здравого смысла и хорошего вкуса. Они лишают такого знания даже вполне достойную параллель, если она есть, и насаждают свой выбор всеми способами, вплоть до принуждения, навязывая, не нарушая при этом мир, порядок и спокойствие. Об этом заботятся не только поэты, желая самоутвердиться. Ведь дай больше воли рвению норм, они «упорядочат» избытки и недостатки языка так, что обеднеют стилистика и экспрессия, исчезнут синонимы, метафоры и риторические фигуры» [Костомаров 2005: 101].

Всякий читатель, обратившийся к текстам В.Г. Костомарова, не может не почувствовать индивидуальности образа научного автора, своеобразие идиостиля. Существует ли категория «образ автора» применительно к научному тексту? Применительно к тем текстам, которые мы цитировали, безусловно, существует. Оттого и хотелось их так пространно цитировать, чтобы почувствовать в них «свое-образие» автора: оно прежде всего – в богатстве языка, увлекающей читателя аргументации, множестве примеров, создающих определенный ритм повествования. Сам В.Г. Костомаров пишет в новой «Стилистике», что «отзвук величия искусства слова» применим прежде всего к образцовому языку художественной литературы, где «языки писателей – принципиально иное, индивидуальное явление» по сравнению с иными «практическими стилями» в функциональной стилистике [Костомаров 2019: 76]. Действительно, образцами в русской словесной культуре всегда был язык «литературных генералов», как их называл В.В. Виноградов. Однако очевидно, что такие образцы можно найти и в других видах словесности: в философской, исторической, религиозной литературе, политической и даже деловой словесности, но, конечно, и в разных видах научной прозы, в том числе филологической. История стилей научно-филологической прозы – вообще нетронутая тема, однако в отношении изучения индивидуального авторского идиостиля делались первые осторожные, но решительные шаги. Они касались наблюдения над стилем академика В.В. Виноградова и его последователей частично обобщены нами в статье монографии, посвященной 90-летнему юбилею академика В.Г. Костомарова [Аннушкин 2019: 161-199]. Эта работа требует продолжения.

Скромная костомаровская фраза «И, конечно, хочется еще поработать…» напоминает другую, уже стирающуюся из общественной памяти: «Чертовски хочется поработать!..» Вы помните, что ее произнес Егор Лигачев, партийный функционер, в феврале 1990 года?.. Но какой стилистический контраст! Впрочем, есть и еще одна интертекстуальная ассоциация: в 1942 году Виктор Владимирович Виноградов писал из военного Тобольска Андрею Михайловичу Земскому: «Хочется поговорить с кем-нибудь о русском языке…» Этот разговор с ныне здравствующими и со «светом ушедших умов» нескончаем…

 

Литература

Аннушкин В.И. Индивидуально-авторский стиль академика Виноградова и его последователей // Но мы сохраним тебя, русский язык!: коллективная монография, посвященная 90-летию академика Виталия Григорьевича Костомарова / отв. ред. В.И. Карасик. М.: Флинта, 2020. С. 161–199.

Аннушкин В.И. История русской риторики. Хрестоматия. 2-е изд., испр. и доп. М.: Флинта, 2002. 415 с.

Аннушкин В.И. О преимуществах российского слова. Речь Н.Ф. Кошанского 19 октября 1811 года. М.: Форум, 2016. 112 с.

Виноградов В.В. Великий русский язык. М.: ОГИЗ Гослитиздат, 1945. 171 с.

Встречи с Костомаровым. К юбилею русиста: ученого, педагога, учителя. Избранные выступления и интервью В.Г. Костомарова, основателя и президента Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина. М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2015. 75 с.

Костомаров В.Г. Наш язык в действии: Очерки современной русской стилистики. М.: Гардарики, 2005. 287 с.

Костомаров В.Г. Стилистика, любовь моей жизни… СПб.: Златоуст; М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2019. 184 с.

Костомаров В.Г. Слово о Викторе Владимировиче Виноградове // Памяти академика Виктора Владимировича Виноградова: Сборник статей. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1971. С. 3–13.

Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию // Полн. собр. соч. Т. VII. М.; Л.: изд-во Академии наук СССР, 1952а. С. 89–378, 805–839.

Ломоносов М.В. Российская грамматика // Полн. собр. соч. Т. VII. М.; Л.: изд-во Академии наук СССР, 1952б. С. 389–578.

Спафарий Николай. Эстетические трактаты. Л.: Наука, 1978. 160 с.

Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков. 2-е изд. М.: Слово, 2008. 344 с.

Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. 3-е изд. М.: изд-во Моск. ун-та, 2008. 352 с.

Чудаков А.П. Семь свойств научного метода Виноградова // Филологический сборник (к 100-летию со дня рождения академика В.В. Виноградова). Предисловие. М.: Институт русск. яз. имени В.В. Виноградова, 1995. С. 9–15.

 

About the philosophy of language and speech style

of the academician V.G. Kostomarov

Vladimir Annushkin,

Pushkin State Russian language Institute

E-mail: vladannushkin@mail.ru

 The article is devoted to the scientific work of academician V.G. Kostomarov, who celebrated his 90th anniversary in January 2020 and passed away two months after the anniversary celebrations. According to the author, the scientific works of the scientist represent a constant ascent from one new idea and concept to the next ideas and concepts, embodying the eternal search and constant scientific diligence. The article assesses the work of the scientist in the last two decades, when V.G. Kostomarov’s talent as a writer-stylist who observes «life» and «use of language» and expresses original and perspective judgments about it flourished in a special way.

Key words: Vitaly G. Kostomarov, Russian language, style, philosophy of language, norm, correctness.

От редакционной коллегии. Скончался действительный член Российской академии образования Виталий Григорьевич Костомаров (3.01.1930 – 26.03.2020) – президент Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина, доктор филологических наук, профессор, выдающийся лингвист-русист, во многом благодаря усилиям которого была в 1967 году создана Международная организация преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ). Его смерть потрясла научное сообщество, так как прошло лишь два месяца после широкого празднования в конце января этого года 90-летнего юбилея Виталия Григорьевича. В памяти всех присутствовавших на этом масштабном и очень неформальном мероприятии навсегда остался образ живого, энергичного юбиляра, который несколько часов подряд на сцене Дома ученых РАН принимал сердечные поздравления коллег и учеников, то и дело включаясь со свойственным ему изысканным языковым вкусом и тонким юмором в праздничное действо, перебрасываясь шутками с его организаторами и участниками. Один оркестр на сцене сменялся другим, потом начался многолюдный праздничный фуршет, а Виталий Григорьевич, окруженный искренне и глубоко любящими его людьми, был всё так же активен, энергичен и сердечен. Сколько жизненных сил, какой блеск в глазах!.. А наутро началась посвященная юбиляру Международная научная конференция, которая проходила в созданном В.Г. Костомаровым с нуля и горячо любимом им учебно-научном центре, название которого – Институт Пушкина – так же хорошо известно сегодня во всем мире, как прославленные образовательные бренды Goethe-Institut или Instituto Cervantes. И снова юбиляр был на сцене, вновь он бодр и энергичен, вновь находится в центре внимания, то и дело активно подключается к научной дискуссии… В январе-феврале готовился к печати номер нашего журнала, который вы сейчас держите в руках, и нам очень хотелось по горячим следам продолжить научное общение с Виталием Григорьевичем. С этой целью В.И. Аннушкину, профессору ГосИРЯ имени А.С. Пушкина, и К.А. Роговой, профессору СПбГУ, были заказаны статьи, освещающие значимые результаты неустанного и плодотворного научного творчества В.Г. Костомарова последних лет. Макет номера был уже готов, когда пришло скорбное известие о кончине Виталия Григорьевича. С этой новостью было невозможно смириться… Поэтому редколлегия приняла решение опубликовать без изменений обе присланные в редакцию статьи о Виталии Григорьевиче. Будем помнить его живым – таким же невероятно умным, энергичным, красивым, ярким, каким он предстал перед своими коллегами, учениками и друзьями в дни празднования своего девяностолетия. Дорогой Виталий Григорьевич, мы любили Вас и будем любить всегда!