Об антонимическом развертывании инвариантных параметров русских коммуникативных кинем
А.А. Коростелёва, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
E-mail: korosteleva.a@gmail.com
Исследование выполнено в русле научного направления семантического коммуникативного анализа звучащего языка и посвящено семантике коммуникативных кинесических средств русского языка. Доказывается способность инвариантных значений русских коммуникативных жестов к антонимическому развертыванию в высказывании. Данная черта предположительно может быть отнесена к типологическим особенностям русского языка. Факт подчинения базовых русских кинем алгоритму антонимического развертывания параметров, выявленному М.Г. Безяевой для вербальных единиц, может лечь в основу нового подхода к их описанию в словарях.
Ключевые слова: коммуникативная семантика, русский звучащий диалог, кинесические средства языка.
Появление в отечественной лингвистике в начале 1990-х гг. фундаментальной идеи существования коммуникативного уровня языка как особой системы [Безяева 2002, 2005, 2014, 2017 и др.], открыло путь к описанию на новых основаниях как вербальных средств, образующих данную систему, так и относящихся к ней кинесических единиц (поза, мимика, жест).
Подход к языку с точки зрения метода семантического коммуникативного анализа, предполагает выделение в рамках языка двух противопоставленных друг другу систем – номинативного и коммуникативного уровней. Семантика номинативного уровня связана с введением информации о действительности, преломленной в языковом сознании говорящего, в то время как семантика средств коммуникативного уровня отражает соотношение позиции говорящего, позиции слушающего и осознаваемой и оцениваемой, квалифицируемой ими ситуации.
Организующими понятиями для коммуникативного уровня являются понятия целеустановки, вариативного ряда структур, ее выражающих, и инвариантных параметров средств, формирующих эти структуры. Под целеустановкой понимается языковой тип воздействия говорящего на слушающего, говорящего на говорящего, говорящего на ситуацию, либо фиксация типа воздействия слушающего или ситуации на говорящего.
Коммуникативная конструкция объединяет в себе конкретные реализации инвариантных параметров единиц, подчиняющиеся особому алгоритму развертывания семантических параметров. Почти все инварианты русских коммуникативных единиц способны к антонимическому развертыванию. Помимо этого, сами параметры и их реализации могут относиться к позиции говорящего, к позиции слушающего или к ситуации, быть распределены между ними и т. д. Возможно также варьирование по отнесенности к различным временным планам и по аспекту реальности-ирреальности.
Согласно М.Г. Безяевой, выделяется две группы русских коммуникативных средств: 1) собственно коммуникативные средства, первичной функцией которых является передача коммуникативных смыслов (например, наклонения, частицы, междометия, порядок слов, ряд собственно синтаксических приемов, интонация, малые средства звучания) и 2) средства, которые могут передавать номинативное содержание, но параллельно с этим формируют значения коммуникативного уровня (местоимения, наречия, словоформы полнозначных лексических единиц, грамматические категории, части речи) [Безяева 2002, 2005].
Следуя логике данной теории, мы разделяем кинесические средства на номинативные (например, «два», «три», «писать», «спать», «стрелять», «большой», «маленький», «книга», «бинокль») и коммуникативные. Кинесические коммуникативные средства делятся на две группы в соответствии с той же логикой, что и вербальные, – на собственно коммуникативные (кивнуть, покачать головой, махнуть рукой, склонить голову вбок, прижать руку к сердцу, закатить глаза, подмигнуть, сжать руку в кулак, вытянуть указательный палец и др.) и номинативные, способные осложняться коммуникативной составляющей в значении («время, пора», «деньги в ситуации сделки», показать большой палец и др.). При этом подразумевается, что номинативные жесты органично включены в номинативную систему языка, а коммуникативные не могут быть извлечены из коммуникативной и рассмотрены отдельно без ущерба для достоверности выводов.
Вопрос о включении жестов в язык в качестве неотъемлемой его части по сей день остается открытым вопросом для лингвистического сообщества. Так, исследователи функционирования жестов в разговорной речи указывали лишь на «частичную скоординированность и взаимоприспособленность двух систем коммуникации», на «определенную степень прилаженности двух кодов на системном уровне» [Красильникова 1983: 234]. В монографии Г.Е. Крейдлина «подсистемы невербальной семиотики» противопоставляются «естественному языку» [Крейдлин 2002: 7]. На наш взгляд, идея подготовки словарей русских жестов, рассматривающих всю совокупность жестов языка как нечто обособленное от остальных языковых средств, не вполне целесообразна: общность типов значений может явиться мощным объединяющим фактором, безразличным к природе знака. Так, у русского междометия эх больше общего с жестом махнуть рукой, чем с междометиями ай или о [Безяева 2002; Коростелева 2016]. Заметим также, что семантика коммуникативных жестов, в отличие от номинативных, неосознаваема, между тем знакомство с устройством коммуникативной системы русского языка позволяет вскрыть ее с использованием научного инструментария, уже опробованного на вербальных средствах с более чем значительными результатами.
Без выделения оппозиции номинативного и коммуникативного уровней языка как систем, предназначенных для передачи значений разного типа, вскрыть семантику русских коммуникативных жестов не представлялось возможным. Наряду с этим существовала проблема выделения кинем. В качестве единицы, вокруг которой организуется словарная статья, технически удобно иметь кинему – наименьшую кинесическую единицу языка, способную передавать смысл. Подход, при котором жесты погрозить кулаком или потрясать указательным пальцем рассматривались как целостные, неделимые словарные единицы с дальнейшим выявлением для них тех или иных значений, представляется нам не самым успешным. Как показывает анализ материала, в обоих названных случаях перед нами жестовые конструкции из двух независимых элементов, каждый из которых обладает собственным инвариантным семантическим параметром [Коростелева 2017б]. Однако названный подход оказывается единственно возможным, если исследователи основывают анализ на материале письменных текстов, откуда извлекаются поименованные в них жесты (см., например: [Крейдлин 2002]). Отметим, что проблема тотального неразличения элементарных единиц и конструкций из двух-трех элементов затрагивает, разумеется, именно коммуникативные кинемы.
М.Г. Безяева убедительно показала на примере вербальных средств, что для русских коммуникативных единиц типична способность к антонимическому развертыванию их семантических параметров при употреблении в высказывании. Так, русское да обладает параметром адекватности / неадекватности (Да6-да-да, / всё пра2вильно![i] – ‘позиция слушающего адекватна позиции говорящего (или же ситуации)’, Да замолчи2 же ты! – ‘позиция слушающего не адекватна ситуации’), же – идентичности / неидентичности, ну – соответствия / несоответствия ожидаемому, а – наличия / отсутствия входа в новую ситуацию, и – соответствия / несоответствия аналогии или же предполагаемому, ИК-6 – знания / незнания, совершенный вид – возможности, способности / невозможности, неспособности и так далее [Безяева 2002, 2005].
Целью нашего исследования является рассмотрение данной идеи применительно к группе кинесических единиц русской коммуникативной системы. Материалом для анализа служит кинодиалог, а также разговорная речь, радио- и телепередачи, видеоблоги и др. Развивая идеи школы коммуникативной семантики в кинесике, мы видим, что описанная М.Г. Безяевой тенденция – склонность к антонимическому развертыванию параметров, к приобретению «другого полюса» в семантике, – обнаруживается и у русских кинесических коммуникативных единиц. При рассмотрении идущих далее примеров мы не будем специально останавливаться на факте развертывания семантических параметров кинем по позициям говорящего, слушающего либо третьего лица. В этом аспекте они мало чем отличаются от единиц вербальных, для которых возможность реализации значения по позиции говорящего, слушающего, третьего лица, социума (а также одновременной реализации по позициям разных участников) была выявлена и убедительно доказана М.Г. Безяевой [Безяева 2002].
Заметим, что способность инвариантных параметров многих русских коммуникативных жестов развертываться антонимически не относится к числу очевидных свойств наших кинем. Отчасти это объясняется тем, что устройство всей коммуникативной системы в целом находится вне светлого поля сознания носителей языка, которые, таким образом, не в состоянии сформулировать инвариантные семантические параметры коммуникативных единиц родного языка (хотя благополучно вводят в высказывания и воспринимают эти смыслы в речи собеседника, делая это интуитивно, неосознаваемо). Но, кроме того, причина полного, даже абсурдного порой «ускользания» от нас значения, неумения правильно связать возможности жеста даже с целеустановочным уровнем в том, что при вопросе о значении того или иного жеста носитель языка прежде всего представляет себе его изолированное употребление, в отрыве от вербальной составляющей. И если с номинативными жестами это не мешает определению значения, то для коммуникативных кинем такой подход оказывается фатальным, сильно сужая спектр «доступных» для жеста целеустановок. Так, редкий русскоговорящий в эксперименте способен умозрительно представить себе функционирование русского кивка в интенсивном возражении, при выражении несогласия, в том числе возмущенного несогласия и отстаивает невозможность этого, хотя после предъявления соответствующего материала соглашается, что материал типичен для русского диалога, отнюдь не перифериен, предъявленные высказывания частотны[ii].
При антонимическом развертывании перед нами возникают попеременно два противоположных семантических полюса, и они логически равноправны в русском диалоге. Для кивка это солидаризация – акцентированное отсутствие солидаризации. При этом не всегда, но часто один из полюсов для «наивного пользователя» оказывается своеобразной «классикой», немедленно всплывающим в сознании и вроде бы единственно возможным употреблением жеста (часто это как раз самостоятельное его употребление, вне вербально-кинесической конструкции), второй же полюс остается «невидимкой» и при попытке «наивной» трактовки семантики жеста не приходит на ум вовсе.
КИВОК
Жест кивнуть в русском языке участвует в формировании огромного числа целеустановок, реализуя при этом инвариантный параметр наличия – отсутствия солидаризации, слияния – неслияния позиций[iii]. (Это может подразумевать (не)слияние с позицией собеседника / третьего лица / социума / с предшествующей позицией самого исполнителя жеста).
Значение солидаризации, слияния позиций типично реализуется данной кинемой в целеустановках подтверждения, согласия («классика кивка»), в фатике, в просьбе, мольбе, обещании, одобрении, заинтересованном вопросе и др., а также, например, – что значительно сложнее воспринимается носителями языка, – в экспрессивном возражении. Рассмотрим примеры:
Кивок в выражении согласия:
Дениска: А как же ордена2? // Их разве мо3жно носить, не заслужив?
Капитан (качает головой): Нельзя27 //. (Цокает языком). Э6то ты… (кивает) пра2в.
(“Капитан”)
В подтверждении:
Андрей Соколов: Ты3 взвоÙдныÙй?
Другой пленный кивает.
Андрей Соколов: Э3тоÙт хоÙтеÙл теÙбяÙ выÙдаÙть?
Пленный кивает.
(“Судьба человека”)
В обоих приведенных примерах кинема кивнуть использована в значении солидаризации, ‘моя позиция находится в полном слиянии с твоей’.
Возможно развертывание параметра солидаризации по позиции адресата, например, в заинтересованном вопросе:
Наташа встречает поезд, на котором должен приехать ее – как она думает – отец, нашедший ее через много лет после войны.
Наташа: А мо3жет так быть, что… / п┤ассажир ста2нцию проедет?
Начальник станции: Ну, если он проспи46т… / или, скажем, (щелкает себя по горлу) ли6шнего хватит… / то случа1ется. // Но это будет наруше2нием, / и проводники обязаны следи2ть за этим.
Наташа (кивает, не размыкая визуального контакта с собеседником): А они следя3т?
(“Когда деревья были большими”)
Герой фильма, работавший дегустатором в парфюмерной промышленности, утрачивает обоняние и обращается по этому поводу к отоларингологу.
Врач: Не2т. // Цара6Èпина не могла2 повлиять. (…) (Потрясает указательным пальцем) …цара6пина / б-была лишь по2водом. // А причи6на – / нервные перегру4зки, / стре4ссы… // Идет накопле23ние, / и потом – а3! // Ра32з – / и всё1.
Пациент: Как же мне бы23ть? // (С легким кивком) Е3сть надежда?
(“Опасный возраст”)
В двух последних примерах благодаря использованию кивка образуется значение ‘солидаризуйся с моей позицией’, вводится идея важности этой солидаризации для говорящего (‘подтвердите, что проводники действительно следят за высадкой пассажиров на нужных станциях’; ‘подтвердите, что в моем случае есть надежда на выздоровление’).
То же – в просьбе:
Школьная учительница на пенсии, Елена Михайловна, просит своего бывшего ученика, работающего патологоанатомом, оформить ей при жизни справку о смерти, так как она задумала заранее подготовить собственные похороны и поминки, чтобы не обременять сына.
Елена Михайловна (кивает): Помоги2, / а3?
(“Карп отмороженный”)
Значение кивка – ‘солидаризуйся с моей позицией’.
В приведенном ниже интенсивном возражении параметр кивка развертывается несколько иначе, однако по-прежнему передает идею солидаризации:
Отец уверяет сына, что тот никогда не сможет поступить в Литинститут.
Отец (потрясает указательным пальцем): Вот попомни мои слова6: / (еще раз встряхивает пальцем) не бу2дет этого!
Сын: Бу2дет!
Отец (кивает): Не2т.
Сын: А я6 говорю – / бу2дет.
Отец (кивает): А я6 говорю – / не12т.
(“Диалог с продолжением”)
Кивок передает здесь значение солидаризации говорящего с его собственной прежней позицией (с целью усилить ее), слияния со своим же ранее выраженным знанием, мнением, представлением, «приплюсовывания к самому себе».
Сходную реализацию мы видим в следующем примере, в целеустановке призыва:
Ксения Собчак (качает головой, прикрыв глаза): Что6È бы они ни обеща1ли… / (качает головой) за что6 бы они ни выступа1ли… / (кивает) мы6 // (кивает) выступа6ем // (кивает) п[р:]о1тив.
(Видеоролик “Ксения Собчак идет на выборы президента России 2018”)
Отметим, что кивок при выражении иронии, то есть образцы ложной, иронической солидаризации мы также должны отнести к реализациям параметра слияния позиций (в данном случае – ложного, но тем не менее слияния).
Инопланетянин Толя: Ты что2 думаешь, / что на других планетах там… чего2, / (кивает) легче жи3ть, / что2 ли? // (Кивает) М6-/г6. // (Показывает фигу) Хре32на горького!
(“Страна чудес”)
Мария (вскидывает руку выше головы, потрясая кулаком): А Ге3на / (вскидывает руку выше головы, потрясая сложенной «чашечкой» кистью) при живом му2же / (кивает) это прили3чно, / (кивает) да3?
(“Родня”)
Преображенский: Чьи2 интересы, (сощурившись) позвольте осведоми[ц_ъ]?
Шариков (пожимает плечом, жест ослабл.): Изве4стно чьи: // (рубит воздух ребром ладони, жест ослабл.) трудово6го / элеме1нта.
Преображенский (фыркнув): Вы что2 же, / (кивает) тру3женик?
(“Собачье сердце”)
(‘я якобы солидаризуюсь с тобой, в то время как в действительности вовсе не солидаризуюсь’)
Подлинно антонимическая реализация (случай, когда можно говорить о принципиальном неслиянии позиций) не имеет отношения к иронии.
Рассмотрим примеры антонимического развертывания инвариантного параметра кивка. Оно становится возможным, в частности, при выражении возмущения, резкого, эмоционального несогласия (с оттенком недоумения, возмущения).
Бес: В одно1м я оплошал. // Нужно было госуда6рю… / бомбу по12д ноги бросить… / и респу6Èблику уже в этом году12 учредить.
Монах: З-замолчи2, б-бе\с! // (С кивком) В пома6занника / Божьего – / и б-бо3м/бу?
(“Монах и бес”)
Кивок вносит значение принципиального неслияния позиций, «антисолидаризации», подчеркнутого отсутствия солидаризации.
Сергеев не может сделать выбор между женой и любовницей и просит совета у старой знакомой.
Хозяйка дома: Ну6… // Люби их обе4их, раз ты так чувствуешь.
Сергеев (c кивком): Что3?\/\ // Это ты (с интенсивным кивком) мне3 советуешь? // (Потрясает рукой, поднятой выше головы) Заедать век дву6Èм же6нщинам, (разводит руками и потрясает обеими руками) делать их несча6стными, / ну… ну… ну это безнра2в\ственно, / ну, не ожида2л от тебя!
(“Вечное возвращение”)
Появляясь в интенсивном возражении, русский кивок может не создавать значения «приплюсовывания к своей собственной позиции», а, наоборот, вбрасывать идею принципиального неслияния позиций:
Света: Да какая там (интенсивно кивает, не разрывая визуального контакта) любо2вь! // Это Пе\тька с нашего дво[р:]а2 был! // Он мои кроссо3вки вчера, / (поднимает и опускает брови) [н:]о2вые, / (поднимает и опускает брови) из окна2 выбросил!
(«Ералаш». «Любовь с первого взгляда»)
Таким образом, мы видим, что русское кинесическое средство точно так же способно к антонимическому развертыванию инвариантного параметра, как и большинство вербальных средств русской коммуникативной системы.
Приведем еще несколько примеров кинем с заложенной в значении антонимией и их работы в русском звучащем диалоге.
МАХНУТЬ РУКОЙ
Русский жест махнуть рукой реализует инвариантный семантический параметр отвлечения от некоторых обстоятельств, которые являются / не являются препятствием для действия либо недеяния. Здесь две «точки» антонимического развертывания: обстоятельства могут рассматриваться как непреодолимые либо несущественные (являющиеся либо не являющиеся препятствием соответственно), а кроме того, возможно отвлечение от них во имя действия либо недеяния [Коростелева 2016].
Докторша: О6-ой, / я с ужасом жду родительского дня12. // Мало нам ме6стных… / так наедут еще бациллоносители из го23рода.
Пионервожатая Валя: Ну и что2? // (Машет рукой) Очень хорошо2!
(“Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен”)
Жест использован в значении ‘отвлекитесь от этих обстоятельств как от несущественных’.
Обратный пример:
Фрося: Да ма6ло того/, / я ж еще… же6н[ш]ину… сши1бла у вас.
Скульптор: Каку2ю женщину?
Фрося: А во6т… / та больша6я… с лопа1ткой стояла /. Та6к… (машет рукой) вдре1безги.
(“Приходите завтра”)
(‘я отвлекаюсь от сложившихся обстоятельств как от непреодолимых (разбитую вдребезги скульптуру не вернуть)’)
В обоих рассмотренных выше случаях говорящий отвлекался сам либо предлагал адресату отвлечься от неких обстоятельств во имя недеяния. Полярным антонимичным примером к ним будет любая реплика с кинемой махнуть рукой в составе, где говорящий отвлекается сам или же призывает собеседника отвлечься от сложившихся обстоятельств во имя действия.
Старушка: А вот Митя вас прово1дит. // Ми23тя! // Ми2тя!
Мальчик: Ба2бушка! // Ба2бушка! // Гляди23, чего я нашё\л!
Старушка: Хорошо12. // Ми2тенька, / проводи товарищей к Лизавете Петро1вне. // (Мальчик заводит найденный будильник). Ну, Ми2тенька! // Товарищ с фро12нта.
Шура: Он же на по2езд опаздывает! // Пойде23м. // Ну пошли23!
Мальчик (махнув рукой): Пошли2!
(“Баллада о солдате”)
Семантический параметр жеста здесь раскрывается как ‘я отвлекаюсь от своего желания поскорее изучить и опробовать интересную находку во имя действия (проводить приезжих по нужному адресу)’.
В следующем примере из разговорной речи также реализовано значение отвлечения от обстоятельств во имя действия:
А: Ну что2, / спля3шем, что ли?
Б: Дав/а2й\! // (Машет рукой) Тряхнё7м стариной! (РР)
РАЗВЕСТИ РУКАМИ
Инвариантным параметром для русской кинемы развести руками является демонстрация наличия либо отсутствия ресурса (материального, физического, информационного, ментального, эмоционального, финансового и др.), в том числе отсутствия инструментов контроля над ситуацией.
Обратимся к примерам, где появление жеста развести руками связано с необходимостью маркировать наличие некоего ресурса.
Лёля, работавшая вместе с убитой Лизой Щербаковой и жившая с ней в одной квартире, приводит домой оперативника, расследующего дело об убийстве.
Лёля: Ну во1т. // Проходи6те. // (Разводит руками) Вот комната Ли1зы. // Тут… все ее ве6щи, / всё здесь…
(“Декорации убийства”, 1-я серия)
Перед нами – реализация жеста, наиболее приближенная, если можно так выразиться, к номинативному указанию: это демонстрация имеющегося в наличии (и непосредственно присутствующего в ситуации) материального ресурса, в данном случае – комнаты убитой вместе со всеми вещами, которая и предоставляется следователю для поиска улик.
Случайно оказавшийся в колхозе городской хирург оперирует ребенка с аппендицитом. Беседует об этом с пожилым местным терапевтом – единственным врачом на всю округу.
Хирург из города: Ну, а если бы не я4? // Кто2 бы оперировал?
Доктор Зубцов (разводит руками): Ну, я са6м бы оперировал.
Хирург из города: Но вы же… терапе2вт, а не хирург!
Доктор Зубцов: Терапе6вт.
(“Здравствуйте, доктор”)
Маркируется демонстрация говорящим всего имеющегося в наличии ресурса, но ресурс этот здесь не вполне материален – это скорее знания и опыт врача.
Капитан Жеглов готовит Шарапова к внедрению в банду, отрабатывает с ним его «легенду».
Жеглов: Ну, а за что2 всё-таки срок мотал?
Шарапов (широко разводит руками): А ни за что2!
(“Место встречи изменить нельзя”, 3 серия)
Кинема развести руками возникает здесь в значении ‘демонстрирую весь ресурс, какой есть (вот весь я, как на ладони)’.
Шарапов: На Петровке мне говорят: «А куда это вы пи4во подевали с вашим сообщником?»
Жеглов (разводя руками): < Да27.
(“Место встречи изменить нельзя”, 3 серия)
Это, наоборот, требование демонстрации ресурса, имеющегося у собеседника, сформировано значение ‘давай, выкладывай всё начистоту, продемонстрируй всё, что у тебя за душой’.
В то же время в русском языке активно эксплуатируется полярно противоположное, антонимичное развертывание того же значения жеста – указание на отсутствие некоторого ресурса.
Дениска (брови «домиком»): А где же ваша борода4È? // И тру12бка?
Капитан: Борода3?\/\// (Проводит пальцами по подбородку и пожимает плечами). Что характе6рно… / бороды отродясь не1 было //. (Разводит руками). А трубку, если честно (?), не курю1 //. Мне здоро1вье не позволяет.
(“Капитан”)
Говорящий с сожалением указывает на отсутствие у него важного ресурса, который, по мнению Дениски, делает капитана настоящим капитаном, – бороды и трубки.
Следователи и консультант обсуждают убийство.
Смолин: Да и вообще6 всё… / произошло очень про1сто. // Артем вошел в кварти6ру, / увидел наставленный… на него пистоле1т. // (Разводит руками) Ничего2 не успел сделать. // Илья вы6стрелил.
(“Декорации убийства”, 3 серия)
(‘указание на известное говорящему отсутствие у третьего лица ресурсов защиты – времени, оружия и др.’)
Ирина и участковый Аркашка обходят дома жителей поселка, разыскивая пропавшие колеса от иномарки. По пути Аркашка всё сильнее напивается, так как всюду ему подносят самогон.
Ирина: Ну6, / куда да4льше, // м3?
Аркашка (разводит руками): Я6 / извиня3юсь. // (Снимает фуражку, несколько раз кивает) В[с_]ё / что6 / мо2г.
Ирина: Всё я1сно.
(“Полное дыхание”)
(‘говорящий указывает на отсутствие ресурсов для дальнейших поисков (его собственных физических сил и возможностей / не опрошенных еще местных жителей)’).
Платонов: Имею ÙсÙы1на. // (Поднимает указательный палец) Наследника иÙдÙе1й. // (Разводит руками со вздохом). Средств не2ту, господа\. // Так что иде1и (слабый кивок) наследуем.
(“Неоконченная пьеса для механического пианино”)
(‘демонстрация отсутствия у говорящего ресурса (здесь – финансовых ресурсов, денежных средств)’).
МАЯТНИКОВЫЕ КОЛЕБАНИЯ РУКИ
Семантика маятниковых колебаний руки связана с изменением проницаемости второй из трех личных границ, которые, как показывает анализ, учитываются языком при формировании коммуникативных значений жестов, снижением либо повышением этой проницаемости («точка» антонимического развертывания).
В конструкции запрещения Да5же не ду\май! + маятниковые колебания руки данная кинема реализует свой инвариантный параметр как уплотнение границы (отделяющей слушающего от запретного объекта / действия), в то время как в относящемся к дружескому регистру приветствии на расстоянии (Приве2т! + улыбка + маятниковые колебания руки) использование ее направлено на повышение проницаемости границы между говорящим и адресатом (смысл ‘я заметил тебя, выделил из толпы, я повышаю проницаемость границы между нами, чтобы мы могли обменяться личным приветствием’).
СЛОЖИТЬ КИСТЬ «ЧАШЕЧКОЙ»
Значение кинемы сложить кисть «чашечкой» (все пальцы подняты, слегка разведены и напряжены) связано с идеей «охвата ситуации»; охват же ситуации умом дает нам параметр понимания, способный развертываться антонимически. Таким образом, в семантике данного жеста присутствует параметр понимания – непонимания.
А: Я вообще3 не-е… / не ула1вливаю… суть.
Б: Смотри2. // (Складывает кисть «чашечкой») Всё очень про2сто. (РР)
Здесь интересующая нас кинема обозначает понимание говорящим ситуации, значение ‘ситуация легко охватывается умом’.
Троцкий: Буха6рин… / воше2лÙÙво вкус. // Он отменя6ет / революцио6нную / зако2н\ность, / (складывает пальцы «чашечкой» и вращает рукой в запястье вправо-влево) перекрести6в ее / в администрати6Èвный произво1л.
(“Враг народа Бухарин”)
(‘мы с вами понимаем истинные причины такого поведения Бухарина, его словесного манипулирования’)
При выражении недоумения:
— Когда я был жена6т, / я всё ду1мал: / (кратные тычки вниз опущенной рукой, кисть сложена «чашечкой») куда6 жена девает де1ньги? (РР)
(‘говорящий маркирует свое непонимание ситуации, то, что он не в состоянии охватить ее умом’)
Говорящий (потрясает рукой, кисть сложена «чашечкой»): Пойми2те, / там же де32ти! (РР)
Говорящий акцентирует идею непонимания слушающего.
ПОЖАТЬ ПЛЕЧАМИ
Жест пожать плечами реализует параметр расхождения позиций относительно знания, умения, владения навыками, контроля.
Классическое использование жеста в ответной реплике – передача идеи невладения говорящим информацией (на фоне предположения слушающего о владении):
Обломов и Штольц в детстве балуются – качаются на шатающейся ступеньке крыльца.
Андрюша Штольц: А чего2 это крыльцо не починят?
Илюша Обломов (пожимает плечами): ↑ Бо2г его знает, / ↑ са2м не знаю.
(“Несколько дней из жизни И.И. Обломова”)
Пример антонимического развертывания параметра – идея владения говорящим навыками (на фоне того, что собеседник допускает возможность невладения) в ответной реплике-реакции:
Председатель сельсовета объясняет художнику, что надо изобразить на стене сельского клуба.
Председатель сельсовета: Нам вот э6то вот всё (прикладывает к стене только что написанный художником на пленере небольшой пейзаж)… / на2ше. // Та2к же. // И чтоб не пису3лька какая-нибудь, / а чтоб су23ть! // Понима3ешь? // Чтобы6-ы… (Очерчивает руками максимально широкие «рамки» будущей настенной росписи) // Смо3жешь?
Андрей (пожимает плечами): Легко2!
(“Граффити”)
Таким образом, мы могли убедиться в том, что русские кинемы обладают способностью к антонимическому развертыванию семантических коммуникативных параметров практически в той же степени, что и русские вербальные единицы. Это дополнительно подтверждает и укрепляет идею о глубинном единстве двух областей русской коммуникативной системы – области вербального и кинесического. Различия в физиологической основе тех и других языковых единиц (из-за которых их обычно резко противопоставляют друг другу) перекрываются мощным сходством семантического устройства.
Учет особенностей русской коммуникативной семантики применительно к кинесике должен, на наш взгляд, лечь в основу нового подхода к описанию русских коммуникативных жестов в словарях. Имеющиеся на сегодня словари русских жестов и приведенные в них толкования семантики кинем [Григорьева, Григорьев, Крейдлин 2001; Акишина и др. 2010] не учитывают наличия у коммуникативных жестов инвариантных семантических параметров и не отражают идеи антонимических реализаций коммуникативного значения. Между тем, учет этой идеи 1) помогает объединить на логичных основаниях разные реализации одной и той же единицы (вместо разведения их по разным словарным статьям), а также 2) позволяет дать значительно более полные трактовки семантики средств, что важно не только для пользующихся словарем иностранцев, но и для самих носителей языка, не осознающих всего спектра этих возможностей.
Кроме того, знание этих особенностей, внедренное в преподавание русского языка как иностранного, могло бы приблизить учащихся к адекватному использованию русских кинем, переведя их изучение для иностранца из плоскости запоминания в плоскость понимания. Принимая во внимание то, насколько мало времени отводится в традиционном преподавании РКИ обучению жестовой составляющей языка, данное описание может послужить отправной точкой, импульсом для разговора о коммуникативных кинемах русского языка, «изюминкой» урока.
Поскольку понятийный аппарат школы семантического коммуникативного анализа к сфере кинесики другими исследователями – как отечественными, так и зарубежными, – не применялся в принципе, не будет преувеличением сказать, что вопрос о данном аспекте в работе кинесических коммуникативных средств (наличие либо отсутствие у них способности объединять два противоположных семантических полюса в своем инвариантном значении, реализуя то один, то другой) ставится и решается впервые. В дальнейшем сопоставительные исследования кинесических систем русского и других индоевропейских языков позволят подтвердить либо опровергнуть гипотезу о том, что развитие коммуникативными кинемами способности к антонимическому развертыванию параметров является отличительной особенностью русского языка. В случае с вербальными коммуникативными средствами при очевидном генетическом родстве единиц из близкородственных языков также существует гипотетическая возможность рассматривать их как исходно одно и то же средство, рассуждая об их семантике и о модификации первоначальной семантической основы при расхождении языковых систем. Но рассмотрение это на современном этапе будет в известной мере затруднено (речь о сопоставлении, допустим, русск. а, и, то, так, там и польск. a, i, to, tak, tam и под.), связано с необходимостью глубоких диахронических исследований и т. д. Между тем в области кинесики исследователям помогает существование и определенная устойчивость древнейших жестов, хорошо просматривающегося индоевропейского (или даже ностратического) кинесического «ядра». Изучение семантики единиц, принадлежащих к «ядру древнейших жестов» (очевидным образом общих как минимум для ряда славянских и германских языков при всех наслоившихся модификациях), приведет нас к пониманию последовательности семантических шагов, которые в случае каждого отдельного языка уводили значение всё дальше от исходного семантического параметра (мы не исключаем возможности его реконструкции). Это может прояснить вопрос о способности к антонимическому развертыванию семантических параметров у кинесических коммуникативных единиц как предположительно типологической черте русского языка (с последующей экстраполяцией этого знания на вербальные коммуникативные единицы).
Литература
Акишина А.А., Кано Х., Акишина Т.Е. Жесты и мимика в русской речи. Лингвострановедческий словарь. М.: КД Либроком, 2010. 152 c.
Безяева М.Г. Семантика коммуникативного уровня звучащего языка. М.: изд-во Моск. ун-та, 2002. 752 с.
Безяева М.Г. Семантическое устройство коммуникативного уровня языка (теоретические основы и методические следствия) // Слово. Грамматика. Речь. Вып. VII. М., 2005. С. 105–129.
Безяева М.Г. Коммуникативная семантика как объект филологического исследования // Филология вечная и молодая. М.: изд-во Моск. ун-та, 2012. С. 63–78.
Безяева М.Г. О специфике коммуникативной интерпретации текста (на материале соотношения письменной основы и звучащего варианта) // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2013. № 2. С. 19–36.
Безяева М.Г. Коммуникативное поле как единица языка и текста // Слово. Грамматика. Речь. Вып. XV. М., 2014. С. 101–118.
Безяева М.Г. Коммуникативное поле нормы в звучащем тексте // Русский язык за рубежом. 2017. № 3. С. 24–30.
Брызгунова Е.А. Интонация // Русская грамматика. Т. 1. М.: Наука, 1980. Т. 2, М., 1982. 1492 с.
Брызгунова Е.А. Эмоционально-стилистические различия русской звучащей речи. М.: изд-во Моск. ун-та, 1984. 116 c.
Григорьева С.А., Григорьев Н.В., Крейдлин Г.Е. Словарь языка русских жестов. Москва – Вена: Языки русской культуры; Венский славистический альманах, 2001. 256 с.
Коростелева А.А. О применении метода семантического коммуникативного анализа к описанию невербальных средств языка в преподавании РКИ // Русский язык @ Литература @ Культура: Актуальные проблемы изучения и преподавания в России и за рубежом: III Международная научно-практическая интернет-конференция. Труды и материалы. М.: МАКС Пресс, 2011. С. 130–141.
Коростелева А.А. Семантика жеста махнуть рукой в русском языке // Stephanos. Рецензируемый мультиязычный научный журнал. 2016. № 4 (18). С. 23–58.
Коростелева А.А. Кинема подать руку в составе рукопожатия и ее семантика в русском языке // Stephanos. Рецензируемый мультиязычный научный журнал. 2017а. № 1 (21). С. 71–109.
Коростелева А.А. О специфике семантического описания жестов (на примере русских кинесических средств) // Русский язык: история, диалекты, современность. Сборник научных статей по материалам докладов и сообщений конференции. Вып. XVI. М.: изд-во МГОУ, 2017б. С. 167–176.
Коростелева А.А. О понятии кинесической композиции в кинодиалоге // Слово. Грамматика. Речь. Вып. XIХ. М., 2018а. С. 105–125.
Коростелева А.А. Об учете кинесической составляющей диалога в преподавании русского языка как иностранного // Русский язык: история, диалекты, современность. Сборник научных статей по материалам докладов и сообщений конференции. Вып. XVII. М., 2018б. С. 167–174.
Красильникова Е.В. Жест и структура высказывания в разговорной речи // Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. М., 1983. С. 214‒235.
Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 592 с.
Darwin, Charles. The Expression of the Emotions in Man and Animals. New York, 1913. P. 272.
On the antonymic deployment of invariant parameters of Russian communicative kinemes
Anna A. Korosteleva, Lomonosov Moscow State University
E-mail: korosteleva.a@gmail.com
The study is carried out within the framework of semantic communicative analysis and is dedicated to the semantics of communicative kinesic means of the Russian language. It proves the ability of the invariant meanings of Russian communicative gestures to antonymic deployment in a statement. This trait can presumably be attributed to typological particularities of Russian language. The fact of submission of basic Russian kinemes to the algorithm of antonymic deployment of parameters discovered by M.G. Bezyaeva for verbal units, can form the foundation of a new approach to their description in dictionaries.
Key words: communicative semantics, Russian spoken dialogue, kinesic language means.
[i] В работе используется описание системы русской интонации, принадлежащее Е.А. Брызгуновой, а также разработанная ею усложненная интонационная транскрипция [Брызгунова 1980, 1982].
[ii] Примеры такого употребления кивка будут даны ниже.
[iii] Логика описания кинесических средств нередко требует введения непривычных терминов. Так, слияние позиций нельзя в данном случае заменить на более привычное совпадение, поскольку при рассмотрении материала совпадение оказывается лишь частным случаем слияния. Например, используя конструкцию заинтересованного вопроса с оттенком надежды визуальный контакт + кивок + Согласен? + ИК-3, с помощью интенсивного кивка говорящий пытается каузировать слияние позиции собеседника с его собственной (при этом нельзя сказать «совпадение»).
Интересно, что физиологическая природа кинем отчасти подсказывает логику формулировок их семантических параметров. В отношении кивка Ч. Дарвин в своей работе «О выражении эмоций у человека и животных» (1872) отмечает предположительное происхождение кивка от жеста, которым голодный младенец присасывается к материнской груди [Darwin 1913: 272], что вновь коррелирует с идеей слияния, но не совпадения. Подобным же образом в семантике жеста качать головой анализ выявляет идею рывка (отрыва, разрыва); согласно Дарвину, ребенок отказывается этим жестом от молока [Там же], что и создает глубинную основу для дальнейшего развития семантических возможностей единицы.