Особенности информационной структуры мемуарного рассказа В. Токаревой «Дом за поселком» (в соотношении эго-текст – жанр)
И.А. Гончар, Санкт-Петербургский государственный университет
E-mail: goncharia@mail.ru;
Л.Д. Самохвалова, Санкт-Петербургский государственный университет
E—mail: leylasm2006@yandex.ru
В статье анализируется информационная структура текста рассказа В. Токаревой «Дом за поселком» (2018 г.), проецируемая на особенности построения малых жанров мемуарной художественной прозы, относимой к эго-текстам. Информационная структура текста коррелирует с понятием «дискурс», в качестве основных ее элементов рассматриваются речевая композиция, особенности употребления языковых средств, обусловивших субъективацию повествования, характер распределения информации в тексте в интенциональных целях.
Ключевые слова: информационная структура, дискурс, структура текста, жанр мемуарного рассказа, эго-текст.
В связи с развитием информационной парадигмы в современной лингвистике возрос интерес исследователей к характеру распределения информации в разных жанрах, типах текста. Несмотря на то, что теория мемуарных жанров, причисляемых к эго-текстам, достаточно разработана, каждая новая эпоха создает свои тексты, которые требуют дальнейших исследований – «изучение мемуаристики явно отстает от практики создания мемуарных произведений» [Попкова 2008: 37]. Наше обращение к анализу информационной структуры рассказа В. Токаревой «Дом за поселком» нельзя назвать случайным.
Ландшафт современной русской прозы, отличающейся многообразием форм и стилей, был бы неполным без произведений авторов, состоявшихся в прошлом веке, когда главной целью было желание не поразить читателя чем-то необычным, в отличие от наших дней, отмеченных эпатажем жанровых границ, а затронуть его сознание доступными и привычными способами изложения. В. Токарева, несомненно, из плеяды этих состоявшихся советских писателей, продолжающих творить по сей день. В 2018 году вышел сборник ее рассказов «Дом за поселком», образующий цикл с лейтмотивом памяти / забвения традиции, актуальным на переломе эпох ХХ–ХХI веков. Цикл стал своего рода откликом на исторические катаклизмы, которые изменили устоявшуюся социальную парадигму. Вписываясь в широкий культурный контекст, входящие в сборник рассказы создают эго-гипертекст, состоящий из мемуарно-автобиографических текстов, объединенных персональным нарративом, авторским «Я». Каждый из рассказов, как фрагмент эго-гипертекста, представляет собой эго-текст в той или иной жанровой разновидности, основанный на личностном, субъективном восприятии и воспроизведении событий прошлого, очевидцем которых был автор.
Анализируемый рассказ входит в сборник и имеет идентичное ему название, что говорит о сильной позиции его смысловой линии. Отвечая базовым канонам конструирования мемуарного жанра, информационная структура рассказа, тем не менее, обладает определенными чертами, отмеченными новыми тенденциями, характерными для современного литературного процесса.
Целью статьи является представление прагматически обусловленных особенностей организации информационной структуры эго-текста рассказа В. Токаревой «Дом за поселком», т. е. того, как она, имея за плечами большую жизнь, распределяет важные, с ее точки зрения, вехи памяти в тексте в условиях мемуарного жанра в его современных модификациях.
Методология исследования. Под «юрисдикцию» термина информационная структура текста, согласно зарубежным исследованиям, попадают актуальное членение, аспектуальность, «смена ориентации дискурса» [Сидельцев 2014: 52; Givón 1983: 53; Hooper 1998: 122; Smith 2003]. В российской лингвистике одним из аналогов информационного подхода стала дискурсивная парадигма, ее центральное понятие – дискурс – связывается многими исследователями с понятием информационной структуры, что непосредственно подчеркивается в работах А.И. Новикова, А.В. Сидельцева, Н.Н. Трошиной и др. [Новиков 2007; Трошина 2018, Сидельцев 2014]. Сравним определения: информационная структура текста понимается как «совокупное значение его языковых единиц, организованное в соответствии с коммуникативной целью отправителя текста» [Новиков 2007: 6; Трошина 2018: 8], «средство организации связного текста, порядок и способы введения информации в разных ситуациях общения и сообщения» [Сидельцев 2014: 51], дискурс – как текст, который «включает в себя все намерения говорящего, а языковые единицы – все те добавочные значения, которые обусловливаются конкретными экстралингвистическими обстоятельствами, социокультурной ситуацией, в условиях которой происходит речевая деятельность» [Рогова 2018: 8]. Информационная структура текста, таким образом, может быть рассмотрена как порядок и способы развертывания дискурса, мотивируемого речевым намерением автора, или то, что автор считает наиболее важным для выражения интенции и то, как он «упаковывает» эту важную информацию в своем тексте на уровне языка и структурно-речевой организации.
К параметрам, составляющим информационную структуру, на наш взгляд, можно отнести те элементы, которые К.А. Рогова связывает со структурой текста: 1) содержательную структуру текста – «разделение представленной в нем общей ситуации на тематические компоненты», 2) речевую композицию, понимаемую как «связь между компонентами, коррелируемая авторской позицией – его взаимоотношениями с действительностью», что находит отражение в представлении информации в различных функционально-смысловых типах речи, регистрах речи, их распределении в тексте в соответствии с образом мира автора и его интенцией, 3) особенности отбора и употребления языковых средств, «которые подвергаются здесь речевым преобразованиям» [см. Рогова 2011: 9].
В проекции на информационную структуру отмеченные элементы могут рассматриваться как составляющие ее параметры и ключевые вехи анализа.
В связи с тем, что интенция в какой-то мере обусловливается границами жанра, во всяком случае, для мемуарных жанров, например, она в первую очередь должна быть продиктована желанием восстановить, переосмыслить, воспроизвести память, воспоминания в прямой или образной форме, в задачи исследователей входит выявление проблем распределения информации в текстах разных жанровых разновидностей. Авторские вариации речевого намерения, способы его реализации в мемуарном жанре приводят к модификации жанровых границ, своеобразию в построении информационной структуры каждого конкретного текста.
Характеристика жанра мемуарного рассказа. Мемуарный рассказ, обладающий чертами эго-текста, относится к малым жанрам мемуарно-художественной прозы, представляет собой небольшой по объему, но емкий по смыслу пограничный текст, балансирующий на грани мемуаристики и художественно-эстетического осмысления реальных лиц, событий, деталей и представляющий ретроспективные факты на фоне настоящего в ракурсе авторского субъективного восприятия. С одной стороны, он несет в себе черты документалистики, не являясь при этом официальным документом или чисто документальным жанром, с другой – элементы образного воссоздания мира прошлого посредством авторского «Я». В текстах такого жанра наблюдается наслоение двух пластов – нарративного, имеющего отношение к прошлому, как правило, сопоставляемому с настоящим, и ментативного, связанного с жизненным опытом автора, оценивающего ретроспективный план сквозь призму времени и собственного отношения к нему. Фактологическая информация временных пластов может пересекаться, противопоставляться (раньше… / а сейчас…), если этого требует цель изложения.
Рассказ «Дом за поселком» посвящен воспоминаниям об эстрадно-актерской семье М.В. Мироновой и А.С. Менакера, с которой автору довелось общаться в Красной Пахре – подмосковном поселке на излучине реки Пахры, где находились их дачи и дачи других известных деятелей культуры. Ключевой ситуацией становится продажа и последующее разрушение старого, хранящего память и традиции дачного дома знаменитой семьи их внучкой, актрисой Марией Мироновой.
Название рассказа, как уже было отмечено, вынесено и в более сильную позицию – название всего сборника («Дом за поселком»): «Дом ЗА (!) поселком», что подчеркивает исключенность не только из определенного пространственного ареала, но метафорически – из ареала памяти в зону забвения, и это характерно для многих рассказов цикла.
Гипертемой цикла является отторжение новым временем на обочину жизни всего того, чем дорожит автор и люди ее поколения, гипертема развивается в макро- и микротемах текстов цикла. Ключевой макротемой анализируемого рассказа является ситуация развала одного конкретного Дома Марии Мироновой-старшей, на фоне которой актуализируются воспоминания об актерской семье, микротемой / фоном – параллельная ситуация крушения привычной жизни поселка. Эти ситуации отражают процесс разрушения прежних традиций, выстраивают мотив забвения целого пласта истории и культуры, с которыми связана и жизнь автора, а Дом, хранящий память об известной семье, становится символом эпохи перемен.
Развитие и пересечение данных тем / ситуаций во времени – «раньше» и «сейчас», основанное на контрасте прошлого и настоящего и отмеченное непосредственным присутствием автора, его переживаниями, и образуют информационную структуру рассказа, придавая ему, с одной стороны, смысловую связность, с другой – членимость на тематические фрагменты.
Цельность текста, его информационной структуры обеспечивается личностным повествованием, позволяя автору эксплицитно проявлять себя, переключать нарративный план на ментативный, распределять целевую информацию.
Содержательная структура текста рассказа и способы субъективации повествования. На уровне авторского контекстно-вариативного членения в тексте присутствуют двойные отбивки, отделяющие информационно-тематические блоки, состоящие из нескольких некрупных абзацев. Таких блоков в рассказе 24, размером от половины страницы до двух.
Каждый такой блок, посвященный одной из развиваемых в рассказе тем (дом, поселок, люди, события, с ними связанные), как правило, содержит в своих абзацах короткие разнотипные ментативные вкрапления обобщающего характера: живые и мертвые связаны между собой; однако с судьбой не поспоришь; кровь не вода; известно, что всё талантливое просто и ряд других.
Ментативы являются стилевой чертой художественно-мемуарного дискурса В. Токаревой, ряд из них объективно прецедентен, многие – сами могут претендовать на прецедентность. Ментативы выполняют несколько функций: вводят модусный компонент, концептуализируют сказанное, поддерживают связность текста, переключают режим повествования, обобщают, задают пропозицию. Они располагаются в любой части абзаца, могут выделяться в отдельный абзац. Приведем примеры [Цитируется по изданию: Токарева В. Дом за поселком: Рассказы и очерк. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018 – 256 с.].
(1) Я любила бывать у Марьи Владимировны. С ней было интересно. Марья Владимировна – осколок ушедшего времени, а в прошлом всегда есть что-то значительное, что невозможно восполнить.
Ментатив является рематической частью предложения, формирует тональность развертывания рассказа о его главной героине, пропозиционален по отношению к информации всего текста, мог бы стать его эпиграфом.
(2) У Андрея Миронова есть роль Ханина в фильме Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Ханин – точный образ интеллигенции тридцатых годов, тех, кого в тридцать седьмом году вычистил из общества Сталин. Это были идейные, кристально чистые красивые люди. В этой роли Андрей поразительно похож на Менакера – внешне и внутренне. Он серьезен, глубок и скрыто трагичен. Это моя любимая роль Андрея в кино. Именно по этой роли я поняла сущность Менакера и сущность Андрея. Их сценический комедийный образ совершенно не совпадал с их внутренним наполнением.
Быть и казаться. Казаться можно кем угодно. Хороший артист сыграет всё. Но быть… Это совсем другое дело.
Завершающий абзац тематического блока посвящен интеллигенции 30-х годов, такого сыграл А. Миронов у Алексея Германа. Автор делает вывод, что это не только игра, но и человеческая суть А. Миронова: Именно по этой роли я поняла сущность Менакера и сущность Андрея. Ментатив выделен в отдельный абзац, резюмирует положительное отношение автора к героям рассказа.
Всё повествование, таким образом, максимально субъективировано, события оцениваются через временную дистанцию, на фоне диктумной информации автор открыто проявляет свое присутствие в канве повествования, прибегая к различным способам: 1) оценочная лексика (прелестный ребенок, талантливый артист, украшал их жизнь; идейные, кристально чистые красивые люди; серьезен, глубок и скрыто трагичен), 2) синтаксические модели субъективации (Если бы Маша Миронова оказалась трусливой и нерешительной, всё могло пойти другим путем; Их сценический комедийный образ совершенно не совпадал с их внутренним наполнением), 3) перволичное повествование от лица автора (Это моя любимая роль Андрея в кино. Именно по этой роли я поняла сущность Менакера и сущность Андрея), 4) лигвокогнитивные построения – ментативные вкрапления, прецедентные феномены.
Такое личностное повествование с авторскими размышлениями, переживаниями, сочувствием, оцениванием субъективирует излагаемую информацию, переключает акценты повествования, переводит его в модусное пространство. Это стилевой фактор, характерный для эго-текста и имеющий прямое отношение к характеру распределения информации. Благодаря ему, формируются глубокие импликативные смысловые пласты, где автор на уровне фона, сопереживаний возрождает в своей памяти и в сознании адресата фигуры небезызвестных людей, не вмешиваясь в их частную жизнь и не разрушая ее (в отличие от желтой прессы тех лет). Категория личностного повествования выходит на первый план, но автор делает это тонко, с определенной долей иронии или грусти, предоставляя читателю возможность сформировать собственную оценку, что, оставляя текст в границах мемуарно-художественного дискурса, привносит в него новые оттенки. По мнению исследователей, как раз с «модификацией отношений в паре «нарратив – ментатив» связаны «поворотные пункты в истории письменной культуры, истории текста» [Кузнецов, Максимова 2007: 59]. Присутствие такой стилевой черты отражает одну из тенденций в развитии мемуарного жанра в наши дни – открытая персонификация автора с ориентацией на читательское восприятие.
Речевая композиция текста: диффузные нарративные ряды. В многослойной информационной структуре текста обнаруживается несколько референтных тематических линий, объединяющих информационно-тематические блоки по вертикали в диффузные нарративные ряды, которые можно рассматривать как «хронологические “кванты” тесно связанных друг с другом ситуаций» [Сидельцев 2014: 51–52]. Эти ряды имеют отношение к «членению дискурса на эпизоды», к «смене ориентации дискурса», которая маркируется разными способами [Сидельцев 2014: 52], в том числе – посредством авторской отбивки. Так проявляет себя эпизодичность памяти, которая в мемуарном дискурсе «строит нарратив, помогает располагать события во времени» [Попова 2014: 8]. Каждый такой блок / квант посвящен одной теме, развитие которой во времени по мере нелинейного развертывания эпизодов памяти и складывается в диффузный нарративный ряд, обеспечивая цельность текста и реализуя его диктумную и модусную информацию. По принципу таких нарративных рядов создается, прежде всего, сквозная ключевая линия / макротема Дом, посвященная ситуации его уничтожения, и фоновые линии / микротемы пейзаж (сосны, река, поселок), люди, события (то, что подверглось очевидной и разрушительной трансформации на переломе эпох).
Развитие диффузных нарративных рядов, фиксируемое в различных функционально-смысловых типах речи (далее – ФСТР) в зависимости от характера предъявляемой информации, формирует реально-фактический и концептуально-смысловой уровни текста, организует его информационную структуру.
В целях наблюдения над тем, как интенция участвует в распределении информации в тексте на уровне речевой композиции – взаимодействия содержательных компонентов текста, речевого моделирования образа мира (ФСТР), отбора и функционирования языковых средств – обратимся к нескольким фрагментам, входящим в диффузный нарративный ряд Дом. Кванты данного ряда образуют рамку текста – наиболее важный в смысловом отношении компонент информационной структуры. Ключевая линия Дом, как и линии фона, отмечена контрастом раньше //…а сейчас, когда традиция оказалось разрушенной новыми ценностями и мерилом жизни стали деньги. Расположение информации о Доме семьи Мироновых в сильной позиции текста свидетельствует об интенциональной значимости этой темы. Дом как символ традиционного уклада жизни и его утраты становится своеобразным «героем» рассказа. Именно по этой причине, начиная читать текст, мы не сразу узнаем, о ком в нем пойдет речь, действующие лица рассказа словно вписываются в ареал Дома.
Первый квант диффузного нарративного ряда Дом посвящен тому, каким он был раньше. Этот фрагмент является зачином, состоит из нескольких абзацев, представленных ФСТР описание в соответствии с коммуникативной задачей автора. В первом абзаце описаны местоположение Дома и впечатление о нем:
К дачному поселку «Советский писатель» прилепился еще один дом. Он стоял особняком, как говорится, сбоку припека. Дом был небольшой, одноэтажный, с односкатной крышей. Напоминал ларек. Но ларек не простой, а изысканный. Проект был сделан знаменитым архитектором.
Описание строится по базовой модели данного типа речи: детерминант / тема – сказуемое – подлежащее / рема в начальной позиции с ее последующими распространителями – П/Т – С/Р [Рогова 2017: 31]. Местоположение дома представлено в основном за счет предикатов прошедшего времени, передающих статическое состояние объекта и семантически подчеркивающих неоднозначность его расположения: прилепился, стоял особняком, сбоку припека. Впечатление о доме отражено неполными парцеллированными предложениями (движение памяти, обрывки мысли) с характеризующей ремой, выстроенными в соответствии с моделью распространения и подчеркивающими его необычность при внешней простоте.
В следующем абзаце описание Дома прерывается ментативом, который в блоке занимает серединную позицию: Известно, что всё талантливое просто. Он намечает пропозиции текста и является границей, позволяющей переключиться на другой временной изобразительный режим. Если до ментатива в первых двух абзацах описываются постоянные величины – местоположение дома и прежнее впечатление о нем, то в постпозиции описаны переменные, которые подверглись изменению во времени: детали дома, перестроенного потом новыми хозяевами на финский манер, пространство вокруг него – сосны, которые потом вырубят, а также знаменитые герои, которых уже нет. Смена временного режима маркируется сменой глаголов прошедшего времени в препозиции на глаголы настоящего времени НСВ в постпозиции, что позволяет автору перевести описание в режим on-line, установить точку отсчета для дальнейшего изложения.
За оценочным суждением уже в новом режиме следует характеризация деталей дома в одном предложении благодаря подключению определений к актуализованным компонентам (зрительное восприятие объекта и его детализация). Мостиком, намечающим переход от суждения к теме описания, становится ключевая, расширяющая ментатив фраза Ничего лишнего: красный кирпич, черепичная крыша, просторные окна, широкая палуба перед домом, выложенная диким камнем.
Затем взгляд переводится на пространство вокруг дома с фоновой микротемой сосны, которые растут из земли и символизируют незыблемость, неприкосновенность традиции, что подчеркивается также доминированием глаголов НСВ. Описание строится по базовой модели, в которой распространители (П/Т – С/Р) предполагают «субъективацию описаний, где главную часть выполняет модусный компонент предложения – конструкции со значением восприятия (в широком смысле)» [Рогова 2017: 31]:
Посреди палубы стоят две развесистых сосны с розовыми стволами. Сосны растут из земли. Во время стройки их не срубили, а оставили стоять на своем месте. Дикий камень огибает ствол, не касаясь (имплицировано противопоставление: дикий камень, символ стихии, сохраняет память, человек – уничтожает).
Далее, благодаря неполным предложениям, поддерживающим режим on-line, ретроспективный план текста окончательно переводится в позицию «здесь и сейчас», в характеризуемое пространство Дома вводятся персонажи:
Под соснами столик и два кресла. А в креслах – хозяева дачи Миронова и Менакер, известная эстрадная пара. Ко всему прочему это — родители артиста Андрея Миронова <…>.
Несмотря на то, что описываемое в этом фрагменте имеет отношение к прошлому, оно воспринимается как точка отсчета, «базисное время» [Женнет 1998: 72] для дальнейшего изложения событий, что можно объяснить совпадением «элементов настоящей и прошлой ситуации» [Попова 214: 11]. Такое распределение информации в рамках хронотопа текста также является свойством мемуарного дискурса.
В информационной структуре рассказа начальный и финальный фрагменты образуют рамку текста, они оба посвящены ключевой макротеме Дом (ситуации его уничтожения), входят в единый нарративный ряд, демонстрирующий ситуацию изменения реалии в условиях смены историко-культурной парадигмы. Фактически, к моменту создания рассказа прежнего Дома уже не было. И финальные фрагменты хронологически должны бы стать началом рассказа. Но память, которая предстает живыми картинками перед взором рассказчика и позволяет использовать режим on-line, требует размещения этой информации в самом начале, чтобы показать, как всё было и как всё стало.
Зачин и концовка текста строятся на контрасте. В начале всё в поселке благоухало красотой, жизнью:
По аллее гуляют дачники, выгуливают своих собак. Здесь же няньки с детьми. Няньки тоже поглядывают на нестарых рабочих в надежде на взаимное чувство. Воздух напоен флюидами молодости. Жизнь кипит. Ну если не кипит, то подогревается. Буквально Вавилон или, как пела известная группа «Бони М», «Бабилон».
Если просто пройтись по аллее – повышается настроение. Потому что жизнь охватывает и подхватывает. Веселье творится само собой, вырабатывается как кислород из зеленых листьев.
В последнем блоке текста представлена контрастная картина полного разрушения того, что было и приносило радость:
Тропинка вдоль реки заросла лопухами и высокой травой. Река покрылась зеленой ряской. Территория пуста, как после Чернобыля. <…> Хорошо, что Марья Владимировна не дожила до этих преобразований <…> А Марья Владимировна смотрит на нас сверху, улыбаясь еле заметно, как Джоконда. Возможно, думает: я не смеюсь и не плачу… Смеяться неприлично, а плакать не хочется…
Сравним ключевые вехи абзацев с противопоставленной информацией по признаку раньше // а сейчас: раньше – гуляют дачники, выгуливают собак, няньки с детьми, поглядывают в надежде, воздух напоен флюидами молодости, жизнь кипит, Вавилон / Бабилон (прецедентное имя, связанное и с библейским претекстом – инвариант восприятия скопление людей, и с популярной для прежней эпохи песней – приметой ушедшего времени), повышается настроение, жизнь охватывает и подхватывает, веселье творится, вырабатывается как кислород // а сейчас: тропинка заросла, река покрылась зеленой ряской, территория пуста, как после Чернобыля (апелляция к прецедентной ситуации – сравнение ситуации происходящего с ситуацией чернобыльской катастрофы по сходству признаков), хорошо, что Марья Владимировна не дожила (оксюморон, усиливает негативную оценку произошедших перемен: хорошо, что не дожила).
При сопоставлении фрагментов на уровне ключевых слов прослеживаются явные оппозиции жизни // смерти в проекции на лейтмотив памяти // забвения традиции. Противопоставленность эксплицирована наречиями раньше // а сейчас, а также словосочетаниями старый Дом // финский дом (в который новые хозяева перестроили дом Мироновых), где Дом является символом прежнего миропорядка, который разрушен и забыт вместе с ним:
Мне было жаль старого дома. Пусть «ларек», но он был намоленный, как маленькая церковь. Там застряло время, мысль и молодость талантливых людей. А что застряло в финском доме? Деньги и опять деньги.
Выстраивается цепочка из ключевых лексем, которые в тексте приобретают дополнительные коннотации: намоленный, церковь, там застряло время, мысль и молодость (традиция, духовность, смысл, память – старый Дом, раньше), в оппозиции к ним только одна лексема – деньги (финский дом, а сейчас).
Последний фрагмент контрастного сопоставления-рассуждения нарративного ряда Дом содержит «выводные знания» [Кубрякова 2001: 74], раскрывающие интенцию текста – разрушение значимой для автора духовной традиции новым миропорядком и желание возродить память о прошлом. Но, несмотря на утрату Дома, оказавшегося за пределами жизни, как и целая эпоха, герои рассказа не вышли за пределы памяти автора, она сумела удержать и воссоздать их живой образ и передать его читателям. Это стало возможным благодаря особому характеру распределения информации за счет перволичного повествования, пронизанного авторским присутствием и привносящего живые переживания автора в мемуарный дискурс.
Таким образом, информационная структура данного текста, с одной стороны, мотивируется речевым намерением автора восстановить воспоминания об известных людях из своего окружения, передать свои впечатления о них, что несомненно укладывается в рамки жанра. С другой стороны, автор ставит перед собой еще одну смыслопорождающую цель – рассказать о негативных последствиях эпохи перемен (такие тексты обычно и рождаются на переломе эпох). Если первое намерение жанрообусловлено, то второе свободно от рамок жанра, реализуя его, автор на первый план выдвигает ситуацию с Домом, который становится символом ушедшей эпохи, поэтому повествование о людях уходит в фон, но тем не менее в рассказе удивительным образом воссоздается и сберегается память о них благодаря персональному нарративу, пронизывающему весь текст. И это то новое, что отличает информационную структуру данного текста от других текстов мемуарных жанров, и создается оно на пересечении текстовых категорий интенциональности и информативности, скрепленных авторским «Я». Рассмотрение различных текстов с позиций соотношения интенции, информационной структуры и характера повествования может стать еще одним основанием для типологизации мемуарных жанров в их всевозможных модификациях.
Литература
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. Изд. 2-е, стер. М.: КомКнига, 2007. 144 c.
Женетт Ж. Фигуры. М.: изд-во им. Сабашниковых, 1998. 470/472 с.
Информационная структура текста: Сб. статей / ИНИОН РАН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отд. языкознания; Отв. ред. Трошина Н.Н. М., 2018. С. 214. (Сер.: Теория и история языкознания).
Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Т. 1. М.: СпортАкадемПресс, 2001. С. 72–81.
Логический анализ языка. Информационная структура текстов разных жанров и эпох / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Гнозис, 2014. 68 с.
Кузнецов И.В., Максимова Н.В. Текст в становлении: оппозиция «нарратив – ментатив» // Критика и семиотика. 2007. Вып. 11. С. 54–67.
Новиков А.И. Текст и его смысловые доминанты. М.: Институт языкознания РАН, 2007. 223 с.
Попкова М.В. Фразеология мемуарных текстов Георгия Иванова (структурно-семантический и функциональный аспекты): дис. … кандидата филологических наук. Омск: Омск. гос. ун-т, 2008. 22 с.
Попова Т.И. Повествование как первичный речевой жанр и его функционирование в целом тексте (вторичном речевом жанре) // Филологический класс. 2014. № 3 (37). С. 7–13.
Рогова К.А. Введение // Текст: теоретические основания и принципы анализа. Учебно-научное пособие / под ред. К.А. Роговой. СПб.: Златоуст, 2011. C. 6–9.
Рогова К.А. Описание пространства // Функционально-смысловые единицы речи: типология, исходные модели и принципы развертывания / под общ. ред. К.А. Роговой. СПб.: Златоуст, 2017. С. 21–54.
Рогова К.А. Введение // Анализ художественного текста. Русская литература ХХ века: 20-е г.: учеб. пособие / отв. ред. К.А. Рогова. 2-е изд. СПб.: изд-во СПбГУ, 2018. С. 9–14.
Сидельцев А.В. Информационная структура текста, information structure и неканонический порядок слов в хеттском языке // Логический анализ языка. информационная структура текстов разных жанров и эпох / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М: Гнозис, 2014. С. 51–60.
Трошина Н.Н. О школе А.И. Новикова // Информационная структура текста: Сб. статей / Отв. ред. Трошина Н.Н. Ин. РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отд. языкознания; М., 2018. С. 7–13.
Givón T. Topic continuity in discourse: The functional domain of switch reference // Switch Reference and Universal Grammar / eds. Haiman J., Munro P. John Benjamins Publishing Company. 1983. P. 51.
Haiman J., Munro P. (eds.). Switch reference and Universal Grammar. John Benjamins Publishing Company, 1983. P. 51–82.
Hooper R. Universals of narrative pragmatics: A Polinesian case study // Linguistics 36/1, 1998. P. 119–160.
Smith C. Modes of Discourse. The Local Structures of Texts / Cambridge Studies in Linguistics, 103. Cambridge University Press: Cambridge, 2003. P. 334–340.
Features of the informational structure of the memoir story by V. Tokareva “House by Village” (in the ratio of ego-text to genre)
I.A. Gonchar, St. Petersburg state University
E-mail: goncharia@mail.ru;
L.D. Samokhvalova, St. Petersburg state University
E-mail: leylasm2006@yandex.ru
The article analyzes the information structure of the text of the story by V. Tokareva “House behind the village” (2018), projected on the features of building small genres of memoirs of fiction, related to ego-texts. The information structure of the text is identified with the concept of “discourse”, its main elements are speech composition, the nature of the use of language tools that determined the subjectivity of the narrative, the nature of the distribution of information in the text for intentional purposes.
Key words: information structure, discourse, memoir story genre, information structure, discourse, text structure, genre of memoir story, ego-text.